[ziall]

Горячо и просто охеренно. Реборн/Тсуна.

Пишет Гость:

23.02.2012 в 04:03

Прости, заказчик, меня что-то понесло. ООС.

2805 слов

Реборн называет это «выйти в свет». Тсуна никак это не называет, но уверен, что это свидание. Хоть слово «свидание» с Реборном, в понимании Тсуны, находится так же полярно, как день и ночь. Так же далеко, как Япония от Италии. И так же несовместимо, как его учитель и он сам. Тсуна нервничает, когда дрожащими руками пристёгивается ремнём безопасности, когда Реборн садится в машину на водительское место, всю дорогу, пока они едут, стоят в пробке, молчат и Реборн курит.

Для Реборна всё в разы проще, он не задумывается, как это называется, он точно знает – они едут в ресторан, а потом отправятся в гостиничный номер на верхнем этаже в том же здании. Тсуна будет пьян, и он его трахнет. Нет, не так. Будет трахать всю ночь. Просто и без сантиментов. Он уже купил смазку и какую-то дурь, которую нужно налить Тсуне в бокал, когда тот побежит в туалет. А он обязательно побежит и не один раз. Реборн знает. Почему в отеле? Потому что дома это сделать невозможно, слишком много посторонних, громких, раздражающих факторов. Зачем нужен ресторан? Потому что ребёнка нужно покормить, да и Реборн сам уже сто лет не бывал в приличных заведениях. Нана, конечно, замечательно готовит, но Реборну хочется, наконец, шикануть и, чего уж, скрывать, покрасоваться в новом теле. Или старом? Неважно. Во взрослом и красивом теле.

У Тсуны подкашиваются колени, когда машина плавно заезжает на стоянку около ресторана, ему остро хочется сорваться, сбежать и спрятаться, чтоб никто не нашёл. Он и Реборн. Вдвоём. Сейчас будут сидеть там в этом ужасном пафосном ресторане, с томным освещением, тихой музыкой и французскими блюдами, а ещё и с выпивкой. Когда Тсуна это представляет, его начинает подташнивать.

Машина тормозит и Тсуна не может отстегнуться, он уже не помнит, как дышать, а уж как отстегнуться и подавно. Реборн смотрит на него, пыхтящего и беспомощно царапающего пальцами ремень, тяжело вздыхает и сам его отстёгивает. В момент, когда Реборн к нему наклоняется, Тсуне кажется, что мир сейчас взорвётся.

На улице становится лучше. Прохладный воздух обдувает взмокшую шею и Тсуна замирает, позволяя себя остудить. Реборн хватает его за шкирку и толкает к входу.

Ресторан оказывается замечательным, Тсуна не с чем особо сравнивать, но он все равно думает, что ресторан просто шикарен. Учтивый администратор чуть ли не до земли складывается в поклон перед элитными клиентами и провожает их в уютную кабинку в углу зала, в которой их никто не потревожит, но из которой предоставлен неплохой обзор на сцену. Тсуне неловко, он чувствует себя неуютно, листает меню и не знает, что заказать, глаза разбегаются. Хочется одновременно всего и ничего.

Им приносят вино, а Тсуна всё ещё бегает глазами по строчкам с заморскими словами, не может определиться с выбором. Потом, под пристальным взглядом Реборна и снисходительным, почти презрительным взглядом молодой официантки, он заказывает какой-то салат с морепродуктами, название которого даже прочитать не может. Реборн хмыкает и потягивает вино из бокала.

Тсуна запирается в кабинке туалета и расслабляет галстук. В зале жарко, ну, или ему так кажется. Он долго просто так сидит на краешке унитаза и рассматривает кафельный пол, потом выползает из кабинки, стоит у зеркала, ополаскивает лицо водой и, вытершись бумажным полотенцем, возвращается в зал.

Всё уже наполнено музыкой. На сцене певица обнимает стойку микрофона и мурлычет какую-то страстную песню о несчастной любви, в конце которой все трагически умерли. Певица похожа на дорогую куртизанку, в переливающемся красном платье с неприлично откровенным разрезом, таких же красных атласных перчатках и с чёрным пером в волосах. Она изгибается, вытягивает губы и, почти облизывает микрофон. Тсуна думает, что она красивая и вульгарная, а ещё, что такие, как она, наверняка, нравятся Реборну.

Реборну и, правда нравятся такие, и он бы с удовольствием сейчас затащил в номер парочку, похожих на эту певичку, лощёных, грудастых девиц. Но на этот вечер у него другие планы. Его планы сидят и испуганно оглядываются, будто они сейчас в засаде, теребят галстук и нервно пялятся на сцену.

Тсуна пытается игнорировать налитое в его бокал вино, но Реборн пододвигает его к Саваде и говорит «Пей». Он протестует, но безуспешно, Реборн снова говорит «Пей». Тсуна хватает бокал, выдыхает и залпом опрокидывает его в себя. Реборн думает, что с Савадой стыдно появляться в обществе. Тсуна морщится и кривит лицо так, будто съел лимон, а ещё думает, что Реборн спаивает несовершеннолетних, но сказать об этом вслух боится.

− Реборн, мне нехорошо, − Тсуна перетекает по кожаному дивану, как медуза. Блюдо стоит почти нетронутое, зато галстук уже снят вместе с пиджаком.

Реборн бросает взгляд на часы. Прошло чуть больше сорока минут, как Савада выпил тот бокал. За это время он успел поведать Реборну, что у певицы на сцене красивые ноги и он, почему-то, хочет себе такие же, что французская кухня отвратительна, и он бы лучше поел суши из бара Ямамото и, что от Реборна приятно пахнет.

Реборн не удивляется, что Тсуна несёт ахинею, он несёт её всегда, он скорее удивляется, что препарат, который должен был оказать возбуждающий эффект и расслабить человека, на Тсуну действует как-то неправильно. Савада хихикает, периодически смешно таращит глаза, на видимые, пожалуй, им одним объекты, и всё время жалуется, что ему жарко. В очередной раз, когда он «зависает» и смотрит на что-то в другом конце зала, Реборн понимает, что уже пора. Он суёт Тсуне в руки его пиджак, кивает и говорит «Пошли». Тсуна смотрит на него недоумённо, мотает головой и говорит, что хочет дослушать песню. Что там хочет Тсуна, Реборна уже мало волнует, он грубо стискивает его плечо и встряхивает. Тсуна лопочет что-то жалобно, но встаёт.

Когда они едут в лифте, Тсуна ходит вокруг Реборна кругами и за это ему безумно хочется врезать. Как дурной, неугомонной шавке. Реборн не сдерживается и отвешивает ученику лёгкий подзатыльник, снова встряхивает его и тот обиженно затихает. Они поднимаются куда-то под небеса и за это время Тсуна, не находя себе места, мнётся с ноги на ногу, теребит манжеты, потом замирает и нелепо обнимает Реборна, уткнувшись ему носом в грудь. Реборн устало вздыхает, но не отстраняет его от себя.

А у Тсуны в этот момент дыхание перехватывает от собственной дерзости, он зажмуривается, ждёт удара и успокаивается, когда Реборн просто кладёт ему ладонь на голову, приятно треплет, зарывается пальцами в волосы. Тсуна жмётся к Реборну, ему правда безумно жарко, член напрягается и от этого очень стыдно становится, стыдно, что возбуждение какое-то внезапное, что он не может сдержаться. Он прикусывает губу, чтобы не застонать и начинает, не отдавая отчёта в своих действиях, тереться о бедро Реборна.

Реборну становится одновременно и смешно и противно, когда он понимает, что Тсуна дрочит об него. Это глупо и Тсуна выглядит так жалко, что Реборн закрывает глаза рукой и смеётся. Тсуна хватает его за плечи, пытается что-то сказать, а потом кончает, тихонько пискнув и вжавшись в Реборна всем телом. Реборн отдирает его от себя и Тсуна, еле стоя на ногах, упирается спиной в стену. На его брюках проступает влажное пятно.

Реборн не хочет так. Он слишком долго терпел, чтобы позволить себе торопливый секс, в конце концов, он не школьник, и нет нужды зажимать объект своего желания украдкой в туалете. Хотя эта мысль Реборну определённо нравится − сорвать Тсуну с уроков и трахнуть в толчке. Он обязательно обдумает это позже.

Они поднимаются невыносимо долго. У Тсуны совсем сбивается дыхание, он мечется по лифту, как маленький кот, запертый в клетке со львом. Ему хочется, яйца ноют, тело неприятно ломит. Только бы потрогать себя, только бы его кто-нибудь потрогал!

Когда звонок в лифте мелодично дребезжит, и дверцы разъезжаются в стороны, Реборн хватает Тсуну за руку и тащит к номеру, приваливает его к стене, чтоб он не упал, быстро отпирает дверь и заталкивает внутрь. В номере, по сути, достаточно пусто, огромная кровать, журнальный столик, пара кресел и непонятно зачем вообще здесь стоящий шкаф. Реборн решает, что этого достаточно и даже слишком. На столике фрукты, шампанское в ведерке со льдом, но это уже не нужно.
Реборн почти облегчённо сбрасывает с себя пиджак, вытаскивает из кармана флакончик со смазкой и бросает его на кровать. Тсуна стоит около неё и следит за действиями Реборна, как загипнотизированный за маятником.

− Р-реборн, что это?

− Смазка.

− А з-зачем?

− Не насухую же мне тебе вставлять.

− А, ну ладно.

Потом в голове словно проносится пылающая комета и Тсуна понимает, что Реборн сейчас сказал что-то очень страшное, что-то очень ненормальное. Ненормальное для Тсуны, для Реборна, вообще для всего мира. Он мотает головой, смотрит на него во все глаза и переспрашивает:

− Что?

− Что слышал.

Просто и чётко. Реборн думает, что так и надо, Реборн знает, что с Тсуной по-другому вообще нельзя. Потому что Тсуна никогда не понимает скрытого смысла, подтекста, потому что ему надо всё втолковывать по сто раз и говорить максимально просто, это раздражает. Он подходит к Тсуне и вырывает из его рук, свёрнутый комом пиджак, бросает его, не глядя, в кресло и почти грубо хватает Тсуну за волосы. Тот визжит и зажмуривается, а Реборн рассматривает его с интересом, как будто раньше не видел: у Тсуны порозовевшие скулы и отчаянно дрожащие ресницы, рот скривился, готовый умолять о пощаде. Тсуна снова готовится, что ему врежут. Реборн совсем не хочет его бить или насиловать. Он хочет его. Просто хочет. Вот такого дурного и мелкого. Хочется, чтоб он не сопротивлялся и подставился сам. Его хочется целовать и трахать, медленно и долго.

И Реборн целует, приподнимает пальцами за острый подбородок, смотрит в распахнувшиеся глаза, наклоняется и целует. Податливые губы открываются, хватая воздух, и Реборн проталкивает в рот Тсуны язык. Савада стонет и виснет на Реборне, обивая руками его шею. Реборн целует его, он хочет его сожрать целиком и полностью, скользит языком по зубам, нёбу, языку, выскальзывает изо рта и кусает припухшие губы.

Тсуна стонет ему в рот, трясётся, голова кругом идёт, потому что Реборн так целует, как никто до этого Тсуну не целовал. Да, Тсуну вообще никто никогда и никак. Ему приходит в голову мысль, что это его первый поцелуй, и он думает, что снова кончит, прямо сейчас от одного только этого факта. Руки Реборна невыносимые, они жадные, они хаотично гладят спину, почти больно давят на рёбра, стискивают талию, сжимают маленькие ягодицы. Реборн задирает его рубашку и прикасается к голому телу, оглаживает впалый живот и Тсуна хрипло вскрикивает.

Реборн теряет над собой контроль. Хочется взять его прямо здесь и сейчас. Вставить в этот влажный рот, в узкую задницу, на кровати, на полу, где угодно. Он срывает с Тсуны рубашку, тот охает и почти падает, ноги не держат. Реборн толкает его на кровать, и Тсуна беспомощно летит в подушки, переворачивается на спину и чувствует, как что-то тычется в поясницу, неприятно колется, он шарит руками, как слепой, и вытаскивает из-под себя тюбик со смазкой.

− Раздевайся и растяни себя, − бросает Реборн приказным тоном, но голос срывается, и он почти рычит.

− Как? – Тсуна смотрит на него снизу вверх, так, будто ему сейчас приказали срочно слетать на другую планету.

Реборн выдыхает и расстегивает свою рубашку, не рвёт, как Тсунину, а пуговицу за пуговицей, аккуратно. Потом валится в кресло, откидывая голову на спинку, и трёт переносицу. Пытается немного остыть. Тсуна всё ещё валяется на кровати, сжимая в ладони этот дурацкий тюбик, смотрит в потолок и дышит тяжело. У него опять стоит. Он тихонько что-то бормочет и морщится, когда прикасается к своим мокрым брюкам, стаскивает их с себя, но не может стащить до конца и они повисают на одной ноге. Тсуна смешно ей дрыгает, но не может освободиться, потом приподнимает бёдра и стаскивает до колен трусы. Облегчённо стонет, когда дотрагивается до члена. Это одновременно стыдно и хорошо. Он лежит и дрочит перед Реборном.

Реборн смотрит на Тсуну, тощий и бледный, он размашисто и нетерпеливо трёт свой член, скользит пальцами по животу и лобку с редкими завитками волос, раздвигает ноги и, вспыхнув от смущения, сжимает в ладони яйца.

− Давай, − приказывает Реборн из кресла. – Засунь в себя пальцы.

Реборну нравится смотреть. Тсуна сдвигает брови, кусает губы, но всё же слушается. Он кое-как откручивает крышку и выдавливает белую смазку на пальцы, она липкая и течёт, холодная, капает на голые ноги и это неприятно. Тсуна поворачивается на бок и заводит руку за спину, мажет скользкими пальцами по заднице. Проводит между половинок и нащупывает анус. Резко запихивает в себя палец, сразу же вытаскивает, мотает головой и пищит «Не могу».

− Встань на колени, − Реборну не видно, потому что Тсуна скукожился и прячется в подушках.

Тсуна приподнимается и оттопыривает зад, пробует снова. Палец проходит чуть легче. Все равно больно и противно. Сначала Савада скулит, потом расслабляется и только дышит тяжело, кое-как пропихивает в себя второй палец и утыкается головой в одеяло.

Реборн расстёгивает ширинку, вытаскивает член и с наслаждением проходится рукой по напряжённому стволу, гладит большим пальцем головку, оттягивает кожу и, не отрываясь, смотрит на Тсуну.

− Подрочи себе.

Тсуна хватается за свой член и начинает быстро двигать рукой. Реборну скоро надоедает смотреть на это, и он подходит к кровати, шлёпает Тсуну по ягодице, тот вздрагивает, всхлипывает и вытаскивает из себя пальцы. Реборн находит в складках одеяла смазку и выдавливает немного себе на ладонь.

− Ничего не можешь сам, − разочарованно констатирует он и, приподняв его зад, просовывает в дырку сразу два пальца. Тсуна взрывается хриплым стоном и невольно подаётся бёдрами вперёд, но Реборн хватает его за поясницу, впиваясь ногтями в кожу, и тянет на себя. Тсуна воет, но терпит, Реборн щупает его изнутри, сгибает и разводит пальцы. Задница блестит от смазки и Реборн чувствует, как собственный член дёргается, слишком уж хочется почувствовать её тесноту не только пальцами.

− Не сжимайся, − говорит он, приставляя головку члена к анусу, и Тсуна поводит плечами. Он входит резко, сразу наполовину и замирает, Тсуна стонет что-то отдалённо напоминающее его имя. Реборн привыкает и начинает двигаться, обхватив Саваду за бёдра, натягивает на себя, входя и выходя с утробным рычанием, закатывает глаза, потому что в Тсуне безумно тесно и горячо. Он мечется под Реборном и трясётся, разводит колени шире, молния на ширинке приспущенных брюк Реборна царапает кожу на ягодицах. Тсуне больно, перед плотно зажмуренными глазами пляшут огоньки. Кажется, что весь мир сомкнулся и пульсирует в одной точке, где-то там внутри, куда Реборн с остервенением вколачивается. Он хватает Тсуну за ляжки, за спину, за живот, больно сжимает пальцами нежную кожу, трахает его грубо, потому что нет сил сдерживаться.

Тсуна сжимает свой член и кончает, пару раз скользнув ладонью от набухшей головки до основания. Он невольно выгибается и кричит, а в этот момент Реборн хватает его за шею, и засаживает так глубоко, что Тсуна давится воздухом. Реборн низко стонет и кончает в него.

Они, молча, лежат какое-то время, а потом Тсуна начинает лезть к Реборну под руку, обнимает и кладёт голову ему на плечо. Реборн думает, что надо в душ, и, что Тсуну тоже нужно туда отправить, что было бы неплохо сейчас постоять под прохладной водой. Тсуна неугомонный, потому что на него ещё действует та дрянь, смешанная с вином.

− Реборн, − шепчет, водя носом по его шее, − Я люблю тебя.

Вот только признаний в любви Реборну и не хватало. Он смотрит на Тсунину макушку, худую спину и задницу, перемазанную спермой, чувствует, как Тсуна облизывает его ухо. Щекотно, обдавая горячим дыханием.

− Тогда отсоси мне.

Тсуна вздрагивает и смотрит на Реборна. Тот вскидывает бровь в немом «Что непонятного?», Тсуна снова вспыхивает и облизывает губы, закидывает на Реборна ногу и усаживается ему на бёдра. Целует грудь, торопливо, ползёт вниз к животу, устраивается на ногах. Реборн смотрит на него выжидающе, а Тсуна нерешительно дотрагивается пальцам до его члена, на нём остатки спермы и Тсуне хочется попробовать её на вкус, он наклоняется и обхватывает головку губами. Реборн со свистом втягивает воздух сквозь сжатые зубы, член ещё не стоит, но, когда Реборн смотрит на Тсунин рот, жадно обхвативший влажную головку, низ живота приятно скручивает от возбуждения. Тсуна сосёт неумело, но это заводит. У него маленький рот и шершавый язык, ему хочется загнать глубоко в глотку и Реборн толкается вперёд. Тсуна давится, но сразу же снова припадает к его члену, проходит языком по стволу.

Он сосёт и лижет с таким рвением, что Реборн закрывает глаза и зарывается в его волосы обеими руками, придерживает и давит, насаживая на член. Тсуна мычит и пыхтит там внизу, Реборн уже ничего не слышит, он пихает ему, чувствует головкой горло и скоро кончает. Тсуна таращит глаза и старательно сглатывает, но у него не получается и несколько капель спермы вытекают изо рта. Он облизывается и утирается кулаком, боится посмотреть Реборну в глаза, пока тот не тянет его на себя.

− Ну, иди сюда, − шепчет он и Тсуна ползёт к нему, почти счастливый, падает рядом с Реборном и снова тычется лбом ему в плечо.

− Сосёшь, ты, конечно, хреново, но в будущем, я думаю, мы это исправим.

У Тсуны перед глазами уже не так и кружится, разум немного проясняется, он хочет спросить про это «в будущем», когда оно будет, и чему ещё его будут учить. Хочет сказать что-нибудь Реборну, но веки тяжелеют и глаза закрываются. Ему становится холодно, взмокший, он ёжится и чувствует, что Реборн возится с одеялом и укрывает их обоих.

− Реборн, я…

− Молчи, Савада, − он устало перебивает его. – Всё завтра.

Тсуна не знает, что будет завтра и не хочет думать об этом. Потому что думать всё ещё очень тяжело. Поэтому есть только сегодня. И он рад хотя бы этому странному внезапному сегодня. Сегодня с Реборном.

URL комментария